**

Лайэнэ со вчерашнего дня нездоровилось. Еще с детских лет ее учили — недомогание ничего не значит, нужна веская причина, чтобы назваться больной. Гости хотят слышать песню, видеть танец, развлекаться искусной беседой — уж на такое всегда должна быть способна, тем более это приносит деньги. А сейчас Микеро только взглянул на нее и заявил — нечего делать возле Тайрену, иди отдыхай.

Небо ненадолго просветлело, отрада после ливней и мороси.

В сумрачной каменной клетушке сидеть не хотелось, и она бродила по храмовым дворикам, любуясь на ласточек — перед очередным скорым дождем низко летают, — и думала, что бы еще рассказать подопечному.

Сказкам ее тоже учили, но за долгие годы ни разу не пригодились они. А сейчас научилась переделывать в сказки любимые песни. Поначалу те, что содержали в себе историю, а потом воображение уносило дальше, и представлялось уже, что песню про лепестки или ласточек поет девушка, у которой была злая мачеха или жених-оборотень…

Сюжеты повсюду, к чему ходить далеко? Вот за темно-синий подол ее юбки, непривычно-короткой, всего-то по щиколотку, зацепился маленький лист. Откуда он, ведь поблизости на дворе нет таких, с треугольными зубчиками? Верно, случайно принес на метле подметальщик, а то и один из монахов на своем одеянии… Быть может, сей лист прилетел из далекой страны…

Такие придумки увлекали ее саму, не только мальчика.

Так странно… оказалось, тут Лайэнэ с Энори были похожи, только он сказок почти и вовсе не знал, но сочинял что-то свое, собирал воедино из слышанных полуобрывков. Знала: Тайрену пересказывал кое-что.

Досадно было в этом себе сознаваться, но, когда ушел страх перед бывшим возлюбленным и покровителем, Лайэнэ поняла, что немного скучает по свету, который он мог дарить… говорят, есть в море хищные рыбы на дне, они огоньками заманивают добычу…

Но неизвестно, придет ли еще Энори или нет, да и неважно — мальчику он обещал не вредить, а значит… она больше здесь не нужна. И это бы хорошо, стосковалась по дому, изысканному убранству его и удобствам, и самой наконец хочется быть красивой и привлекать взгляды. Только ведь и привыкла к ребенку, и тонкая это, прозрачней паутины ниточка-связь с другим человеком…

Громкие голоса и звон железа послышался ей. Насторожилась, и тут же себя успокоила — верно, медную посуду несут прислужники. Голоса звучали все громче, и она заторопилась к покоям мальчика, под конец бежала уже, спасибо хоть юбка служанки позволяла делать это быстрее.

Голоса стихли; она завернула за стену из плотного кустарника, и оторопела. Человек десять в темных доспехах стояли перед входом, поодаль толпились монахи. Знаков различия на головных повязках она не могла разглядеть сбоку и со спины, а сами повязки темно-синими были и темно-красными, из разных отрядов люди. Не земельная стража, не городская.

«Приехали за Тайрену», подумала было — и узнала одного из воинов. Из подручных Макори, он никогда не служил Дому Таэна. Такой мелочи оказалось довольно, чтобы молодая женщина поняла.

…Нельзя обнажать оружие на святой земле, но… этот запрет нарушался не раз и не два за историю, даже монастыри уничтожали со всеми их обитателями. Еще век назад в Лощине погиб небольшой отряд, попавший в ловушку в междоусобицах. Правда, то было восточней… Сейчас там — стела из белого камня.

Под сводами храма она бы чувствовала себя намного спокойней, и то, могут вывести силой. А тут и не храм даже, обиталище паломников и посвященных младшей ступени, еще не монахов.

Но саму ее пока еще не заметили, достаточно сделать шаг назад, и скроет листва. Только голос почудился, негромкий и немного усталый. «Когда-то ради нашей семьи верные люди отдавали жизни, но это время давно миновало. Разве что среди близких слуг еще найдутся такие…» А потом ее песни и сказки, тут рассказанные, вспомнились. Мальчик уже потерял одного важного ему человека…

Лайэнэ шагнула вперед, полностью показалась воинам.

— А это еще что за пташка? — спросил старший лениво, поворачиваясь к ней.

Словно похолодало в Лощине, зимой дохнуло.

Это в монастыре ее толком некому было узнать, достаточно ореховой краски, связанных в простой узел волос да простой одежды. Люди Суро отшельниками не слыли, и она раньше не стремилась прятаться, наоборот — на многих праздниках сияла ее красота.

А значит — шпионка, и не Дома Нэйта — предупредили бы о ней.

Когда-то слышала про застигнутую лесным пожаром рысь, как она спасалась, схватив своего детеныша в зубы. Вот и Лайэнэ сейчас окружает пламя, и она хотела бы подхватить на руки мальчика и умчаться… неважно, что не родной ей.

Может ее и не убьют сразу, но уж точно не выпустят просто так.

Растерянно улыбаясь, Лайэнэ пошла вперед, чуть вжимая голову в плечи:

— Что-то случилось, господа воины? Я нянька наследника…

В нее всмотрелись, кивнули и довольно грубо отодвинули в сторону, один из солдат ухватил ее за запястье; рука была жесткой, край доспеха впечатался в кожу. Будет синяк, подумала молодая женщина. Забыла про это, когда у выхода нарисовались два силуэта, большой и маленький.

Врач выглядел очень плохо — бледный в зелень, и пошатывался. Видно, ему досталось. Охранников мальчика видно не было. Может, убили их, даже наверняка. Вон, сзади еще солдаты, и у одного сабля обнажена. А лекарь нужен живым — раз уж решили забрать ребенка.

Глядя в одну точку, он с трудом одолел три ступеньки, которые обычно даже не замечал, спустился во двор.

За ним появился Тайрену. Он был испуган, и этого не скрывал, но держался лучше, чем иные взрослые. Заметив Лайэнэ, хотел было к ней подойти, но один из солдат ухватил его за плечо. Будто мальчишку на побегушках, тоскливо подумала Лайэнэ.

— Нянька, твоя? — грубо спросил главный среди солдат.

— Моя, — Тайрену так ответил, словно говорил «моя рука или нога. А Лайэнэ, бросив короткий взгляд, тут же еще ниже опустила голову. Пусть это сочтут страхом низкородной служанки…

Микеро стал рядом с ней, одними губами подтвердил, что охранников в живых больше нет. И вновь Лайэнэ ощутила, как холодает воздух — вот и она сама стала почти свидетельницей убийства в Лощине…

До выхода всех троих довели вместе, там разделили; Лайэнэ оставили с мальчиком. Их обоих едва ли не впихнули в носилки; Тайрену сразу сжался в комочек, и вздрогнул, когда Лайэне дотронулась до него, желая ободрить. И глянул как в первый день — настороженно, по-взрослому недобро. Потом, когда позади была часть пути, оттаял немного.

— Чего они хотят? — спросил почти жалобно.

— Забрать власть у твоего отца.

Он был достаточно взрослым, чтобы это услышать.

— А где мои люди?

Он не знает про охранников… что ж, это и лучше. Ладно не на глазах все произошло, от такого Тэни мог и не оправиться. Но, спасибо, целы хоть они трое.

— Остались в Лощине. Теперь другие будут тебя сторожить — вздохнула она. Хотела прибавить, что он ценный заложник, и бояться ему нечего, но слова, скорее всего даже правдивые, не шли с языка.

Носилки мерно колыхались. Раз не усадили в повозку, значит, везут куда-то недалеко, наверняка в одно из поместий Нэйта или их приближенных.

Молодая женщина немного успокоилась: раз не убили сразу, значит, Суро мальчик и вправду нужен живым, ну и няньку при нем могут оставить, хоть и, скорее всего, под чужим надзором. Главное себя не раскрыть. Трудно придется… А еще она почти молилась, чтобы узнал Энори. Он не потерпит, чтобы кто-то протянул руки к его воспитаннику… и, возможно, ей тоже поможет.

Подсказал бы еще кто, где он сейчас…

Глава 10

В Сосновой работа кипела, созвали — а когда и согнали силой — мужчин со всех окрестных деревенек. Некоторые ворчали: мол, вместо своих огородов заняты чужими стенами. Другие одергивали их — если своим же защитникам не помогать, последние времена настанут. Третьи помалкивали, помня, что никого солдаты крепости не защитили. Были и те, кто думал — отряд рухэй разбился об эти стены, не то шли бы себе дальше, жгли и грабили.