Спросил, собирается ли она навещать этот дом снова — он, мол, будет только рад. Ласково так спросил, а глаза настороженные. Нет, не Тори… тот никогда не давал человеку повод усомниться в собственной искренности.

Ну что ж, когда солнце уходит, и свет луны может сгодиться.

Гостью проводили, и Кайоши задумался; так глубоко ушел в свои мысли, что не слышал, как слуга трижды окликнул его.

— Вы просили сообщить сразу, как придет послание из Черностенной, — растерянно пояснил слуга, когда его голос наконец пробился в сознание Кайоши.

— Ах, да… давай письмо и иди.

Развернул сложенную бумагу, пробежал глазами — люди, верные Нэйта, держат связь с другими крепостями и обособляются, ничего нового. Ожерелье далеко, особенно Черностенная, а на пороге Срединной уже Атога с войском. И, как подтвердила эта женщина мысли самого Кайоши, медлить он не будет.

Но как поступить? Хорошо бы усидеть на двух стульях, но Суро хитер, с ним не поиграешь. Он сам не захочет делать Аэмара врагами, можно было бы пока постоять в стороне, только вот эта девочка, Майэрин. Племянница, старшая дочь Тори.

Она теперь — Дома Нара. А это для Нэйта вражеский дом. Чем меньше выживет его отпрысков и их ставленников, тем лучше для заговорщиков. Майэрин-то не тронут, к тому же она в Осорэи, но в таком раскладе просто ждать и не вмешаться означает принять сторону Нэйта. Удачно ли это будет?

Кайоши понимал, что ему не хватает решимости Тори. Оба умели выжидать, искать лазейки, получать свою выгоду, но теперешний глава Аэмара боялся идти на риск.

Он так и не принял решения, уговаривая себя, что надобно еще все обдумать на свежую голову, а до того как следует выспаться. Где-то в душе ворочался червячок, а может, то был голос единокровного брата, ехидно подсказывающий — отсутствие действий тоже есть выбор.

Лиэ после визита в дом Кайоши вернулась расстроенная. Она никогда не могла читать Тори, но она ему доверяла. Этого же человека понять не могла.

Но и сделать больше не могла ничего. Разве что… отправиться к господину Айю? Он человек до крайности мирный, но тоже может что-то придумать. Да, завтра с утра; говорят, он встает на рассвете.

Велев служанкам принести вина, она вышла в сад, устроилась у фонтана. Вода сбегала по каменной горке, успокаивающе журчала.

Даже странно, с чего она так разволновалась, думала Лиэ, наблюдая за игрой серебряных бликов. Какая ей разница, кто возьмет власть?

У нее есть дом, достаток — спасибо покойному мужу, она молода и красива. Да, Нэйта она ненавидит, но, в конце-то концов… Нет сомнений, Тори скорее всего убили они — только за это должна мстить родня.

Но как противно думать о близком торжестве Нэйта… так, что впору возненавидеть пение жаворонка. Говорят, пение это когда-то возвестило победу их дальнего предка, иначе мирная птичка в жизни не стала бы символом жестокого Дома.

Нет, в память Тори… и немножечко ради Кэраи. Совсем капельку, что-то в нем есть все же, чтобы искренне, а не по традиции желать удержаться у власти именно их роду.

Лиэ осушила чашку, по щеке скатилась слеза — сама не сказала бы, о чем именно плачет. О своей бессмысленной жизни, возможно. Жизни, которой многие бы позавидовали.

В шорох ручья вплелся шорох шагов по гальке, усыпавшей дорожки. Молодая женщина подняла глаза и пару мгновений смотрела на невесть откуда взявшуюся перед ней высокую темную фигуру. Этого мужчину она не знала. Вестник, возможно?

Это была последняя мысль — он нагнулся, выбросил вперед правую руку, и что-то ударило Лиэ в грудь. В серебряные блики фонтана причудливым образом вплелось щебетание жаворонка, тоже серебряное, а потом красное.

Глава 5

Срединная давно не помнила войн. Еще Сосновая сдерживала набеги мелких правителей, делящих территорию, как волки тушу, а тут уже прочно обосновался Дом Таэна. Уже после он переместился в Осорэи окончательно, не нужны стали высокие стены Срединной. Но с них до сих пор наравне с флагами провинции поглядывала малиновая рысь.

Откуда-то тянуло дымком, во влажном воздухе запах казался острее. А кузни ведь далеко, за главным двором еще улочка, лишь потом начнется крыло оружейников. Запах же такой, словно костер разожгли прямо здесь, перед воротной башней.

Рииши было тревожно. Куда хуже, чем в прежние дни, даже новость о начале войны не заставляло так тоскливо сжиматься сердце, будто поселились под ним ненасытные пиявки.

Его удалили из Осорэи, и вот он здесь, и нет никаких понятных вестей. А теперь и господин Кэраи уехал. И Майэрин нет — кажется, с ней было бы спокойней.

С тех пор, как простились на пороге дома — зарядил дождь, и до ворот она не пошла — вспоминал почему-то ее на крыльце, только так — в серо-голубом, как горлица, голубые камни на цепочках покачиваются, украшая забранные наверх волосы, а ко лбу и щекам прилипли несколько намокших прядок.

Что, в сущности, знал о ней? Ничего. Но был искренним, говоря о своем уважении.

И до сих пор — хоть и его затея была — не уложилось в сознании, что отныне у него есть жена. Да еще из рода Аэмара. Так упорно стремился к цели, что теперь, как при беге, запнулся о камень и не совсем представлял, что дальше.

Новобрачная должна была приехать к нему, но сперва ее мать приболела и ей понадобилась забота дочери — при полном доме служанок больше ведь некому, а потом господин Таэна-младший уехал, и Аэмара перестали придумывать объяснения, почему Майэрин все еще не в Срединной. Это не прибавляло сердцу легкости — как опасался господин Кэраи, так и вышло, а сам Рииши никак не может отлучиться и самому забрать жену. Впутывать же в это дело уже собственную родню значит выставить себя в глазах старших совсем младенцем, который вообще непонятно зачем женился.

…Сегодня здесь тоже был дождь, час барабанил по деревянным и черепичным крышам, а потом прекратился в один миг, и солнце так же быстро подсушило землю, вместо водяного ковра оставив лужи. Подсушило — и скрылось за тучами. Только в кузнях огонь горит всегда.

По двору недалеко от ворот вприпрыжку пробежала чья-то девочка, подобрав юбку; тут в Срединной, было не так уж мало детей. Их не пускали ни в казармы, ни в крыло оружейников, ни на площадки для тренировки воинов, но детям и без того хватало места.

У командира Асумы у самого было трое, только не здесь, семья жила в усадьбе подле Осорэи.

Бесшумно появился Така, первый помощник командира, в отсутствие Асумы отвечающий за крепость. Уже немолодой, неприметный, с чертами будто бы полустертыми, но с осанкой, сделавшей бы честь наследнику трона. А ступень только вторая, и выше уже не будет, похоже. Для простого смертного и это очень хорошо, но для человека, от которого зависит такая важная военная единица, маловато.

— Как ваши люди? — спросил он.

— Ничего, держатся.

Оружейникам пришлось, пожалуй, хуже, чем солдатам, если говорить об отдыхе. Его не было вообще. Рииши рядом с ними ощущал себя бездельником, хоть сам он не покидал мастерских, особенно тех, где кузнецы старались сделать сталь прочнее нынешней. Следил за работой, говорил с ними с пониманием дела, искал подсказки в книгах своей страны и чужих, но все равно ощущал себя подмастерьем. Ему не хватало знаний отца.

— Если, хвала Небесам, вести не врут, то в войне наметился перелом, — сказал Така.

— Хорошо бы… Лишь бы командир Асума успел в Сосновую вовремя, и помощь из Лаи Кен подоспела.

Девочка побежала через двор обратно, звонко чему-то смеясь. Теперь она придерживала юбку только одной рукой, в другой была бумажная вертушка. Вот так же у нас, подумал Рииши. Вроде и власть есть в руках, а на деле ее крутит ветер.

С поклоном подошел один из солдат Таки, протянул командиру полоску бумаги.

— Командир, голубь принес. От господина Асумы.

— Наконец-то…

Рииши не стал соблюдать мнимую вежливость — шагнул поближе, а Така развернул послание так, чтобы и собеседник мог прочитать.